Всемирный следопыт, 1926 № 09 - Страница 11

Она исполнила его приказание, и он надел украшение ей на шею.

Вблизи дома она увидела шедшего к ней Дамеа; он шел звать ее на ловлю; девушка инстинктивно стащила с шеи свое украшение и зажала в руке.

— Что это у тебя? — спросил Дамеа.

— Ничего, — ответила Амама, — только вот это. — Она разжала руку и показала ему бусы. — Отец мне их дал, но я их не хочу носить теперь.

Она побежала обратно в дом и спрятала янтарь у себя в комнате, затем оба отправились на ловлю. Дамеа не стал задавать ей никаких вопросов, так как мысли его были заняты совсем другим — западней для рыб, которую он собирался испробовать на следующий день в глубоких местах у внешнего взморья.

VII. Нож для акулы.

Позади дома Жана Калабасс находилось место, куда старик относил всякий ненужный хлам, пустые бутылки и жестянки, рыбьи кости и всевозможные об'едки, пожиравшиеся разбойниками-крабами.

На следующее утро, проходя мимо этого места, Амама увидела полуобнаженную жестянку, вырытую крабами или детьми, копавшимися в мусоре. Девушка подняла ее. Это была жестянка, в которую Дамеа положил жемчужину. Уверенность в том, что это именно та жестянка, усилилась при виде вдавленного места на ее боку, замеченного девушкой в ночь, когда закапывали находку; кроме того, в ней еще находился хлопок, прикрывавший жемчужину.

Не выпуская из рук жестянки, девушка побежала к большому дереву и, опустившись на колени, осмотрела песок у корня, как раз под маленькой надрезкой на коре дерева. Песок казался нетронутым.

Было еще очень рано. Дамеа мог отправиться на ловлю не раньше, чем через полчаса, а Жан ушел в деревню. Никто не мог видеть ее, и, бросившись в дом, она схватила с полки большой нож и вернулась к дереву.

Это был нож, заключенный в ножны, и, вытащив его, девушка заметила слабые следы красной земли в том месте, где лезвие было вделано в рукоятку.

Она ничего не нашла. Нож проник до древесного корня, обыскал землю во всех направлениях, — ничего не было.

Медленно и точно во сне девушка начала заполнять яму, затем тщательно разгладила песок над нею ладонями; слезы скатывались по ее лицу и падали на маленькую могилу, в которой навсегда остались ее любовь к отцу и вера в него.

Слабости, делавшие его почему-то достойным ее любви и сожаления, исчезли, точно их никогда не бывало; не осталось ничего, кроме образа вора, жестокого и бессердечного. Амама встала, вошла в дом и, положив нож обратно на полку, скрыла жестянку в своей комнате под матами. Затем она остановилась, подбирая волосы руками, точно ничего не случилось, но в сущности не сознавая, что она делает; после этого она в отчаянии бросилась на маты, под которыми была скрыта проклятая жестянка.

Снаружи раздались шаги. Дамеа пришел звать ее на ловлю, но она, сославшись на болезнь, просила оставить ее в покое. Юноша пошел искать Оти, сына старика Тиму, иногда помогавшего ему. Амама слышала, как он удалился, и продолжала лежать, прислушиваясь к шелесту ветра в пальмовых листьях.

Кто-то прошел перед домом. Это был Жан, возвращавшийся из деревни; он принес курицу, ощипанную и совершенно готовую для жаренья. Выйдя из дому, девушка застала его стоявшим на коленях возле углубления в земле, служившего очагом, с лежавшей рядом курицей. Увидев дочь, он крикнул ей, чтобы она принесла несколько листьев для завертывания курицы, и осведомился в то же время, почему она не на ловле с Дамеа.

Она ничего не ответила, но подошла прямо к нему и стала рядом с ним на колени возле печной ямы.

— Отец, — начала Амама, — некоторое время тому назад, когда я была с Дамеа в его пироге, он нашел жемчужину, крупную жемчужину, жемчужину гораздо более крупную и прекрасную, чем я когда-либо видела, чем кто-либо у нас здесь находил!

— О, — сказал Жац, — он нашел жемчужину?..

Не поднимая глаз на дочь, он взял в руки курицу и держал, как бы взвешивая ее.

— Он спрятал свою находку под большим деревом, — продолжала девушка, — а теперь жемчужина исчезла, и я знаю, кто ее взял.

Старик ничего не сказал, сознаваясь во всем своим молчанием; он стал теребить кожу птицы и повертывать ее в руках.

Он был уверен, что Амама видела, как он взял жемчужину, потому что иначе она не стала бы говорить с ним таким тоном.

— Однажды ночью, — сказал Жан, — подойдя к своей двери, я увидел, как Дамеа прятал что-то в моей земле. Ты тоже была с ним. Вы скрывали что-то от Жана Франсуа Калабасс, который разрыл землю и нашел спрятанное вами. Разве он не имел права рыть землю на собственном участке и разве то, что оy нашел, не принадлежит ему? Верно?

— Отец, — сказала девушка. — Эта жемчужина принадлежит Дамеа, и, если я ее не найду и не отдам ему, я привяжу обломок коралла к своему поясу и брошусь в лагуну, как бросилась Тару, когда ее обманул Омара.

— Правда, я взял жемчужину; но что из этого? Кто такой, в сущности Дамеа, этот ублюдок испанца, человека, кроме всего — преступившего закон. Затем, откуда я взял жемчужину? — Из собственной земли. Разве человек не имеет права рыть собственную землю и оставлять у себя то, что найдет в ней?

Все это было очень хорошо. Все звучало прекрасно, пока он говорил, но угроза Амамы разбивала все в прах.

Жан знал хорошо, что она сделает, что сказала; он хорошо знал свою дочь. Слова ее сильно его напугали.

— Но, хотя она и была найдена на моей собственной земле, ты получишь ее обратно. Ведь я всегда исполнял все твои желания. Слушай: жемчужина эта у Вайзмана — у этого большого человека, который показывает подвижные картины. — Жан смолк на минуту, затем продолжал: — Он одолжил мне пятнадцать долларов, взяв себе жемчужину в обеспечение. Вот тебе двадцать долларов.