Когда он проснулся, то не сразу понял, где он. Шеримбай отоспался за все бессонные ночи. Было уже поздно. Солнце поднялось довольно высоко. Плот сидел на мели, и Шеримбай увидел, что до кишлака было верст пять. Если бы плот не сел на мель, рыбака снесло бы далеко ниже.
Шеримбай сдвинул на воду плот, пожевал лепешку и подергал за шнуры. Все было в порядке. Тогда Шеримбай оттолкнулся совсем и быстро поплыл вниз по течению. Скоро на повороте показались глиняные дома кишлака. Шеримбай, как всегда, начал кричать, как будто его режут.
— Ай-яй-яй, — вопил Шеримбай, глядя на пустынный берег. Потом он закричал снова и замахал руками. С берега послышался ответный крик. Шеримбай увидел, как два человека прыгнули в лодку и торопливо погнали ее к плоту. Скоро они приблизились, и рыбак радостно закричал:
— Эг-га! Сегодня я думал, что меня пронесет мимо. Я целую ночь пробыл над водой. Мои старые кости болят от сырости. За то осетры совсем свежие.
— Ничего, ничего, бобай (дед), — отвечал здоровенный малый, наваливаясь на весла. — Доберешься до города, выпьешь русской водки.
Шеримбай промолчал. Он вовсе не хотел хвастать своими барышами. Парни приблизились, и Шеримбай сел в лодку.
Потом они переложили в лодку цыновки, и тут Шеримбай испугался по настоящему. Камыш так намок, что весь был в воде. Половина цыновок была совсем мокрая.
— Шеримбай, — серьезно сказал один из гребцов. — Через десять верст ты непременно утонул бы.
— Кысмет, — отвечал Шеримбай, держа одной рукой лопату, а другой пробуя шнур. Они под'езжали к берегу.
— Ничего, он переплыл бы верхом всю Дарью на осетрах, — сказал подошедший Иргаш.
Шеримбай плюнул в его сторону и промолчал.
Он никак не хотел переплачивать за свое спасение. Он обещал отдать две цыновки, и гребцы должны были этим удовольствоваться. Когда пристали к берегу, целая толпа смотрела на больших осетров, и все помогали Шеримбаю укладывать их на арбу и закрывать от солнца большими лопухами.
— Правда, что ты приехал на них верхом? — приставал к рыбаку какой-то мальчишка.
Шеримбай ничего не ответил. Он взобрался на арбу, запахнул свой халат так, как это делают старые богачи, и отправился в город.
— Нет, я не буду есть сомины, как хотите!..
— Но почему же?
— Я чувствую такое отвращение к этой рыбе, что не могу без содрагания даже смотреть на этот лягушачий рот, огромные усы, на черное скользкое тело…
Такого рода разговор происходил в столовой между матросом речного парохода и его знакомым. Я заинтересовался разговором, и вот, что мне удалось услышать:
— Было это, видно, лет десять тому назад… Я только что поступил кочегаром на пароход Волжско-Камского пароходного товарищества «Гиацинт», куда я перевелся с яхты «Мезень» из-за столкновения с механиком.
Служба на «Гиацинте» мне понравилась: здесь не было таких строгостей, как на яхте, матросы представляли из себя одну дружную семью, и командный состав держался по отношению к нам более терпимо. С матросами я быстро подружился, особенно же я сошелся с одним из них, безусым мальчиком Николаевым, славным, застенчивым, безобидным матросиком, любимцем всей команды… После вахты мы с ним просиживали, в разговорах, целые вечера, пока сон буквально не валил обоих с ног…
Но работы на «Гиацинте» было несравненно больше, чем на яхте. Название пароходика вовсе не соответствовало его внешнему виду: в сравнении с чистенькой, новой, быстроходной яхтой — «Гиацинт» был просто старым разбитым корытом, и мы то и дело должны были чинить какую-либо часть механизма.
Не помню, на какой пристани Волги (небольшая какая-то) — механик послал меня подвернуть гайки на колесах и, так как одному работать было тяжеловато, то велел взять какого-либо дельного матроса.
Я выбрал Николаева. Мы с ним быстро исправили крылья, — скорей, чем пароход успел погрузиться, — и хотели было уже подниматься на палубу, да Николаев неловким движением уронил в воду французский ключ. Так как за такую потерю нам все-таки могло влететь, мы решили достать ключ.
Глубина, где стоял пароход, была небольшая, около полутора саженей, до берега расстояние также было не больше двух саженей. Я нащупал шестом ключ, а Николаев взялся слазить за ним.
Прочно укрепив шест возле нащупанного мною ключа, я навалился на него всею тяжестью моего тела, а Николаев начал спускаться в воду.
Вдруг в воде передо мною какая-то тень мелькнула. Страшный удар вышиб у меня из рук шест, и Николаев исчез…
Я закричал, стал звать на помощь. Матросы прекратили работу и бросились ко мне…
Как только я раз'яснил, в чем дело, капитан сразу распорядился закинуть сети там, где исчез Николаев.
К счастью, вблизи нашлись рыбаки, и приказание было быстро исполнено. Через четверть часа общими усилиями нам удалось вытащить на берег огромного сома, весом в семь-восемь пудов!
Он захватил ногу Николаева в огромную пасть. А все туловище захватить ему не удалось: прежде всего мешала другая нога. Пережадничал.
Когда убили чудовище и извлекли ногу матроса, мы увидели, какою огромною силою обладал сом. Он мог бы захватить человека с головы, и тогда бы только ноги торчали из его громадной пасти. Пасть сома была не менее аршина в поперечнике. А все туловище было длиною более полутора саженей, да не менее двух аршин в обхвате.