Всемирный следопыт, 1926 № 09 - Страница 6

К оглавлению

6

При виде раненых к доктору тотчас же вернулось профессиональное хладнокровие, и он спокойно принялся за свои обязанности.

— Математик Гаспар жив, — сказал доктор, — и он даже не ранен. У него просто обморок. У телескописта серьезное ранение, но, кажется, его можно будет спасти. Что касается капитана Эвра и помощника, то… моя помощь им больше не нужна!

Между тем, математик Гаспар пришел в себя и, полуоткрыв свои помутневшие глаза, что-то забормотал о комете Галлея. Лежавший около него револьвер был своевременно подобран инженером. Осмотрев еще раз Гаспара, доктор проговорил:

— Он болен этой ужасной марсовой болезнью! Нет сомнения, что он совершил убийства в припадке безумия.

— Прекрасный случай для начала вашей практики, — сказал инженер, усмехаясь. — Ведь вы поехали на Марс специально для изучения этой болезни!

Несчастного математика, пытавшегося опять начать буйство, пришлось связать и отнести в одну из кают. Приведенный в себя тяжело раненый телескопист еще нашел возможность сделать несколько полезных указаний машинисту, который оставив у машины своего помощника, занял место капитана.

Инженер Горн, кое-что понимающий в небесной авиации, также остался в рубке, чтобы помочь новому капитану вывести корабль на правильный путь. Доктор занялся больными, не задаваясь вопросом, что будет дальше и есть ли смысл лечить больных на корабле, почти обреченном на гибель в пучине мирового пространства.

Радиотелеграфист давал тревожные сигналы, на которые скоро последовал ответ от разведчика, находившегося где-то между Землей и Марсом… Благодаря указаниям разведчика, «Уранолиту» вскоре удалось попасть на большую межпланетную дорогу, почти чудом избежав столкновения с метеорами.


* * *

На Марс прибыли с опозданием на десять часов.

Ужасная драма на «Уранолите» послужила поводом к некоторым предохранительным мерам, на случай повторения такого происшествия. Прежде всего был усилен медицинский надзор за лицами командного состава на кораблях.

Доктор Алоэс, начавший изучение «марсовой болезни» с печального происшествия в эфиромобиле, благополучно проработал на Марсе около полугода и, вернувшись на Землю, сделал очень ценное сообщение об этой болезни членам Медицинского Общества.

Жемчужина Тахеу.
Рассказ Де-Вэр-Стекпул.

I. Покупатели жемчуга.

В Паумоту открывался сезон ловли жемчуга, и сотни скупщиков его ежедневно прибывали на архипелаг для торговли с туземцами.

Шкуна «Арефура» совершала свой долгий путь из лагуны Малии на атолл Тахеу, где она должна была выгрузить немца Вайзмана и француза Первиса, одного американца, четырех испанцев и одного грека; за исключением Первиса и Вайзмана, все ее пассажиры были закупщиками жемчуга.

Первис и Вайзман были компаньонами. Но встретились они всего три недели тому назад в Пепите, где Первис, с'емщик кинематографических картин, высадился на берег с украденной прожекторной камерой и двадцатью пятью сотнями футов бракованных кинематографических картин, потеря которых все еще оплакивалась в далекой Калифорнии продавцом сенсационных фильм.

Вайзману были уже знакомы местные условия жизни. Это был не первый его сезон ловли жемчуга. Два года тому назад у него в Тахеу была палатка с дешевым кондитерским товаром.

Ему повезло. Жемчужина, вымененная на сласти у одного молодого, неопытного канака, превосходила своей ценностью все его барыши за сезон.

Итак, эти джентльмены решили на этот сезон образовать своего рода фирму; условия вступления в нее отличались необычайной простотой и состояли лишь из нескольких пунктов.

Вайзман должен был доставить парусину для воздвигаемого из тряпок и палок театра и оплачивал дорогу в Тахеу, Первис давал картины, аппарат и знания спеца. Вайзман обязывался стоять у дверей и принимать плату в виде перламутровых раковин, или кокосовых орехов. Первис взял на себя обязанность демонстрировать картины, пока ему не удастся приучить к этому делу какого-нибудь мальчика-туземца.

Первый завтрак только что окончился, и компаньоны, сидевшие в носовой части шкуны в некотором расстоянии от остальных, занимались подсчетами и разрешением некоторых спорных вопросов.

— Ну-с, — заметил Первис, закрывая свою истрепанную записную книжку и беря новую папиросу, — если только какой-нибудь другой кинематограф не забредет в эту вашу старую лоханку, называемую атоллом, мы хорошо заработаем. Шесть раковин, мелкая жемчужина, или четыре кокосовых ореха; в среднем пятьдесят человек на каждом сеансе и шесть часов демонстрации в день; никаких налогов, ни трат на прислугу, только содержание одного мальчика, который будет вертеть аппаратом, когда я научу его этому. Да, мы должны иметь удачу.

Единственно, что мне не по нутру, это наши картины. Когда я хорошенько рассмотрел их, мне захотелось бросить их в бухту, но тут я встретился с вами. Особенно смущает меня то, что их уж очень мало. Пять минут ковбойской истории, затем девушка на мотоциклетке, которую преследует артиллерист на быстроходном автомобиле, за ней проделки Чарли Чаплина и, наконец, Мутт, сажающий Джеффа в бочку с патокой. Этого не так уж много, и, кроме того, не будет цельности впечатлений.

— Не беспокойтесь об этом, — спокойно возразил Вайзман. — Ведь это картины, так ведь? И при том кино-фильмы, так ведь? Ну, так чего вам еще нужно? Вы заставите канаков таращить глаза, пока я буду знакомиться с содержанием их карманов, и нечего вам забивать себе голову фантазиями о высоком искусстве и цельности впечатлений. Наше дело — жемчуг. Жемчуг, говорю я, — и нам надо бороться с господами, вроде вот этого.

6