Всемирный следопыт, 1926 № 09 - Страница 24

К оглавлению

24

Вилльям Андерсон приложил палец ко лбу, потом тряхнул головой и об'яснил нам, в чем дело.

— Это последняя качка спасла нас. Переборка между средним и носовым трюмом ослабла от толчков чугуна и не просто дала трещины, чего боялся капитан, а вся рухнула: чугун пролетел сквозь нее, потом через наполненную водой носовую часть — и грохнулся на дно океана! Таким образом, вес значительно убавился, и мы приняли почти приличное положение. Вот видите, я говорил, что случится что-нибудь хорошее и спасет нас! — заключил он торжественно.


* * *

Ну, остальное — коротко и ясно: через два дня нас заметило грузовое судно, шедшее к северу, и доставило обратно в Ульфорд. А там оказалось, что капитан и с ним все люди, промотавшись в море четыре дня, попали на пассажирский пароход, который согласился поискать и спасти нас. Искать-то они искали, но спасти — никак не могли, потому что мы в ту пору сидели под водой, на дне Атлантики.


В Малайских джунглях: Волшебная сеть.
Приключения американского траппера Ч. Майера.

Однажды, когда я временно наслаждался отдыхом в Тренггану, мне внезапно пришла в голову оригинальная мысль. Она так крепко засела у меня в голове, что я сразу же забыл о мягких подушках, ароматном табаке и праздных разговорах. Чтобы привести ее в исполнение, я решил немедленно отправиться в Палембанг, на остров Суматру.

— Укладывай вещи, — приказал я Хси-Чу-Ай, своему китайцу-слуге.

Путь от Тренггану до Палембанга не близок. Однако, я хорошо знал Суматру, знал, что это — обетованная земля для трапперов, и мне хотелось как можно скорее испробовать придуманный мною новый способ ловли зверей. Я отправился в Сингапур, где сел на небольшой пароход, доставивший меня в Палембанг через два дня.


* * *

Когда я снова увидел знакомое мне место — группы низеньких домов, скучившихся в песке на фоне густых джунглей, — я почувствовал, что сюда завлекло меня не одно только стремление наловить диких животных, но и желание повидаться со старым Хаджи, моим первым настоящим другом среди малайцев.

Но, как ни хотелось мне скорее отправиться в малайский квартал, сперва пришлось прогуляться в Правительственный Дом: голландцы правят Суматрой очень строго и за приезжими присматривают. Вместе с остальными пассажирами я пошел в двухэтажное каменное здание, где меня подверг допросу служащий в белом парусиновом военном мундире.

Когда мне, наконец, удалось убедить его, что я не смутьян, что знаю малайцев и их обычаи, что не злоупотребляю никакими данными мне льготами, — мне на словах дали разрешение проживать где угодно в городе. Это означало, что я могу не только отправиться в малайский квартал, но и выходить из него даже ночью. Малайцам это не разрешается. Если туземцу нужно выйти из пределов своего квартала после захода солнца, он должен выхлопотать разрешение старшины и взять с собой зажженный фонарь: голландские власти дорожат колониями и охраняют власть над туземцами от «всяких случайностей» — способом ежевых рукавиц.

Когда я шел к дому своего старого друга, я почувствовал, что меня узнали. Мужчины, встречавшиеся со мною раньше, стояли наготове, чтобы дружески приветствовать меня. Хаджи вышел ко мне навстречу. Он коснулся рукою лба и груди, и его добродушное лицо, изборожденное глубокими морщинами, сияло от радости.

После приветствий и раздачи мною подарков старым друзьям, Хаджи сказал мне своим мягким, приятным голосом:

— Ты приехал сюда навестить меня, — оказать старику честь своим посещением, но есть еще что-то, что привлекло тебя сюда. В чем дело?

— Мне в голову пришла картина, — об'яснил я ему. — Она и теперь стоит передо мной: я вижу себя, ловящим диких зверей на деревьях странным новым способом.

— Ты всегда был настоящим волшебником, туан, — сказал старик. — Расскажи мне эту картину словами.

Мне так хотелось, чтобы он одобрил мой план, что я отложил свои об'яснения до того момента, когда мы уселись удобно на веранде, скрестив ноги.

— Когда я хочу поймать носорога, — начал я, — я заставляю его ступить ногами на место, где по его расчету хорошая, твердая земля, а она — вдруг проваливается под ним.

— Бетул (верно).

— То же самое произойдет и с леопардом. Он доверит свою тяжесть ветке дерева, которая покажется ему надежной во всю свою длину, но так как она будет перепилена посредине, она сломается под ним.

— А он упадет на землю на свои четыре крепкие лапы, как обыкновенно делает, и убежит.

— Нет, нет. Прежде, чем он упадет, запах живых кур заманит его в сетку, которая будет лежать с раскрытым отверстием вдоль ветки, там, где она будет пропилена снизу.

— Так, значит, сеть и животное упадут на землю вместе.

— И этого не случится. Вокруг отверстия сети будет пропущена веревка. Конец ее будет привязан к крепкой ветке, растущей выше. Когда нижняя ветка сломается и упадет, отверстие сети стянет веревка, на которую упадет вся тяжесть попавшего в сети животного. Сеть останется висеть на верхней ветке, пока я не приду со своими людьми и не возьму ее.

Говоря все это, я чертил ему схему. Он радовался, точно ребенок, которому показывают новую игру.

— Ты опять пустишь в ход добрые чары! — воскликнул он.

— Завтра же мы велим сделать сеть, — заявил я, — затем, мы подпилим ветку и попробуем это колдовство.

24