Всемирный следопыт, 1926 № 09 - Страница 25

Хаджи очень удобно устроил меня в своем доме. Один угол его единственной комнаты отгородили для меня занавеской. Хси-Чу-Ай, пришедший со мною с парохода с нашим небольшим багажем, разложил мой тюфяк и подвесил сеть от москитов.

Ночью мы все четверо — Хаджи, его жена, такая же старая, как и он сам, Нанг, их невестка, и я — спали в одной комнате, разгороженной занавесками.

Однако, с малайской точки зрения, Хаджи жил очень богато. Он был власть имущий человек. Никто не имел права покинуть туземный квартал без его разрешения. Он отвечал за порядок в нем перед голландским резидентом, так как занимал пост старшины и получал за эту службу двадцать пять долларов в год. Кроме того, его считали чем-то вроде ученого, и на его долю выпадали случайные гонорары за писание писем и документов на арабском языке.

Эти источники дохода были лишь добавлением к доходу с его главного занятия — небольшой торговли резиной, индийской пенькой и дикими животными.

* * *

На следующий день, после утренней еды, началось изготовление пробной сети. Хаджи выбрал двух проворных рабочих, умевших плести сети и вить веревки из индийской пеньки. Собралось множество зрителей, наблюдавших за их работой, и пальцы мастеров положительно летали. В законченном виде сеть была достаточно велика, чтобы в ней мог поместиться крупный леопард, и имела круглое отверстие в девять футов по краю. Вокруг отверстия была продернута веревка из пеньки с длинным свободным концом.

К тому времени, как все было готово для «опыта», слава моя распространилась до самых отдаленных уголков малайского квартала, и, когда мы пошли выбирать дерево, за нами двинулась толпа больше, чем в сто человек. Подходящее дерево нашлось как раз за компонгом (селением). На нем росли две крепкие ветки, одна над другой.

На дерево послали человека с поручением наполовину перепилить нижнюю ветку. После этого сеть расположили вдоль нее таким образом, что пропиленное место пришлось приблизительно на середине ее длины. Сама сеть и отверстие ее держались открытыми при помощи тоненьких пеньковых бечевок, привязанных к маленьким веточкам. Конец затягивающей веревки прикрепили к верхней ветке.

Покончив с этим, командированный на дерево малаец сел верхом на ветку, как раз у самого раскрытого отверстия сети, и к нему подняли камень, весом приблизительно в двадцать фунтов. Малаец с минуту продержал этот камень в руках, затем бросил его в сеть. Раздался треск. Конец ветки упал, а с ним вместе и сеть с находящимся в ней камнем. Стоявшие внизу люди отскочили, но сеть не коснулась земли. С плотно стянутым отверстием качалась она в воздухе, свешиваясь с верхней ветки.

Итак, пока мое изобретение работало исправно. Хаджи об'яснил озадаченным зрителям, что это лишь генеральная репетиция, и что в другой раз вместо камня будет леопард, пытающийся схватить курицу. Было интересно наблюдать за лицами туземцев, когда они сообразили, в чем тут дело.

По счастливой для меня случайности между зрителями оказался приезжий с юго-запада, некто Абдул Рахман, приплывший вниз по реке Музи из местности, находившейся на расстоянии шести дней пути вверх по течению. Он прибыл на плоту из бамбуковых шестов и привез с собою на продажу невыделанную резину — «сега айер», связанную в большие шестнадцати футовые вязанки, по ста прядей в вязанке, — совершенно готовую к экспорту. Самый плот предполагалось разобрать, а шесты продать.

Абдул и его люди должны были вернуться домой в лодке, которую они привели на буксире, и захватить с собой запасы риса, сушеной рыбы и ножей. Таков был его первоначальный план, но, будучи человеком предприимчивым, он решил изменить его и захватить меня назад с собою. Он положительно влюбился в мой подвешивающийся мешок.

В округе, из которого Абдул Рахман приехал, он был человеком видным. Он занимал пост «пенг-хулу» (старшина) трех компонгов и делал официальные доклады голландскому резиденту, проживающему в Палембанге. Обыкновенно он докладывал: «Все спокойно», — так как в тех случаях, когда не все было спокойно, он принимал всяческие меры, чтобы спокойствие водворилось немедленно.

Ни один монарх не мог бы пригласить меня в свои владения с большей важностью чем Абдул Рахман, когда он просил меня приехать в его компонг.

Я обсудил его приглашение с Хаджи, советы которого высоко ценил. Он уверил меня, что Абдул «говорит правду». Окончательно же решиться заставил меня бамбуковый плот Абдула и очевидная легкость, с какою он спустился по реке: самые прекрасные в мире животные бесполезны коллекционеру, если не имеется под рукою удобного транспорта.

* * *

Хаджи сам выбрал лодки, которые я должен был взять. Та, которая предназначалась лично мне, имела не менее сорока футов длины, выбранная же для перевозки моих запасов — не менее тридцати пяти. Эта последняя лодка могла поднять полторы тонны. Обе они были выдолблены из огромных бревен, очень тщательно выровнены внутри и по форме своей напоминали большие шлюпки.

Когда настало время выбрать спутников, возникло довольно щекотливое положение. Почти все мужское население компонга предложило свои услуги. За мною установилась репутация не только колдуна, но и человека, щедро раздающего деньги: экспедиция обещала сытную еду и интересные приключения.

Щекотливый вопрос о выборе моих спутников взял на себя Хаджи. Он избрал десять человек, рослых и сильных — по пяти для каждой лодки.

Малайцы отправились в путь налегке. Они захватили с собою только по второму саронгу, обернутому вокруг головы в виде чалмы. Некотрые из них захватили также остроконечные китайские шляпы. При ярком солнце они изредка надевали их, по большей же части пользовались ими, как корзинами для переноски орехов, бетеля и табаку. Все они носили на боку свои паранги — тяжелые длинные ножи. Без ножа малаец — не малаец.